Улейки Егоровича

Деревню Малые Галыни впору отнести к самой что ни на есть провинции. Тихая, незаметная. В стороне от больших дорог. Хватает домов с заколоченными окнами. Единственная улочка, и та без асфальта. Разве что на карте сельсовета да районной селеньице обозначено точкой, напоминающей собой рыбью икринку. А сколько таких населённых пунктов, где тамошняя жизнь не веселит. Впрочем, так ли уж всё безнадёжно? Судя по тому, что сады-огороды приторкнулись к каждому жилому дому, теплится ещё жизнь. А если к сему добавить пасеку Петра Егоровича Галыни, насчитывающую более 100 улейков, то и вовсе можно сказать: глубинка – да, но с надеждой.
  …Вот он, худощавый, дышащий здоровьем, с чуть ироничной улыбкой, не молодой, но и не старый – ещё не разменял «полтинник», вышел мне навстречу. Поздоровались. Слово за слово –  завязалась беседа. Так уж сложилось, что, немного поучительствовав в Новополоцке, Пётр Егорович вернулся в отчий дом. Чем заняться, вопрос не мучил.
  Бывший директор Заслоновской семилетки Борис Гаврилович Васильев слыл окрест пчелиным кудесником. Выйдя на пенсию и собираясь переезжать в Витебск, он подошёл к доброму и давнему другу Егору Николаевичу Галыне, тогдашнему парторгу колхоза имени Дзержинского:
  – Только тебе доверю свою пасеку. Пригляди-ка за ней. Вон, Петро подрастает. Почему бы и пареньку не освоить эту науку? Тесть твой, помнится, Андрей Селивёрстович ох как обожал пчёлок, знал их инстинкты, обычаи, нравы до тонкостей…
  Нина Павловна, жена Бориса Гавриловича, несколько лет после смерти мужа приезжала ухаживать за пчёлами. Ей частенько помогал Пётр. Она дала ему раёк. И Пётр увлёкся. Да так, что вскоре замыслил расширяться. Малые Галыни старели, люди разъезжались кто куда, распродавая движимое и недвижимое имущество. Чуть ли не бесплатно раздавались и пчелиные домики, даже «заселённые». Пётр «прицелился»: «Господи! Не пропадать же добру».
  Его пасека росла на глазах. Когда под сотню ульев набралось, решил все их заполнить жужжащим царством. А тут ещё подфартило: климатические условия в тот год выдались такими, что пчёлы очень роились. Все как один домик ожил! В начале июня пролился тёплый, спорый дождик. Неделю пчёлы никуда не летали. Они наносили к тому времени очень много майского мёда и стали переводить его на райков. Представляете себе, каждая семья по 4-5 райков дала! «Роитесь, сколько хотите, – думал Пётр Егорович. – Даже самому маленькому райку не пожалею домик».
  Вот так, постепенно он всё грамотнее хозяйствовал. Кое-какие медоносы исключил из севооборота. В отставку пошёл клевер, дававший всего 80 кг мёда с гектара. Зато донник, гречиха, фацелия цвели у дома Петра Егоровича на четырёх гектарах всеми красками весны и лета. До 500 кг мёда выходило с гектара донника, к примеру.
  Мой герой никогда не грёб в одну сторону – под себя. Сколько мёда роздано соседям, друзьям просто так, без единого рубля! А на организацию шахматных турниров в районе кто расщедрится? Ручейки у спортивного бюджета худосочны: из них жажду побед не очень-то утолишь. К счастью, Галыня тут как тут. Подъедет на видавшей виды иномарке в Бешенковичскую спортшколу, выставит баночки с мёдом на стол:
  – Пожалуйста, призы для трёх самых лучших. К бою, поклонники Каиссы!
  И сам садится за столик, включает часы. Шахматам, как и пчеловодству, Пётр Егорович предан фанатично. Можете не поверить, постепенно прибавляя в классе игры, работая над специальной литературой (дебютов столько, что без элементарного знания запутаешься в них!) он частенько появляется на блицтурнирах… в Витебске, где даёт настоящий бой даже признанным мастерам. «Ай да Пётр Егорович, ай да молодец, – нахваливают его интеллектуалы. – Глядишь, и норматив кандидата в мастера спорта осилишь».
 Осилит не осилит, ещё вопрос. Но что реально претендует на звание кандидата в мастера, а то и мастера пчеловодства, так это уж факт. Таковым может стать лишь человек с добрым сердцем, с душой, открытой, как окна в вербное воскресенье.
  В деревне Рубеж, что от Малых Галынь на расстоянии чуть ли не воробьиного скока, мне рассказали одну симпатичную историйку, а я вам её передам. Как-то, едя на велосипеде, Галыня заметил аистёнка, выпавшего из гнезда. Тормознув, подошёл к беспомощному существу, взял его, едва дышащего, в ладонь и повёз домой.
  Выходил несчастного. Ему ловили рыбок в соседнем пруду, собирали лягушек. Спросите, какова дальнейшая судьба красноклювого существа? Оно возмужало настолько, что улетело, правда, немного позже своих собратьев, в тёплые края. И как бы в знак благодарности, аистёнок сделал три больших прощальных круга над домом своего спасителя…
  Я рассказал ему об этом факте и спросил:
  – Деревенцы ничуть не приукрасили с аистом?
  – Простите, ради чего прихорашивать, «редактировать» то, что случилось наяву?  – вопросом на вопрос ответил Галыня. – Да, вот и не верь теперь в приметы. В ту зиму, после осени с аистом, у пчеловодов окрест грянул невиданный по размаху падёж. То ли клещ, то ли сырость, то ли бескормица выкосила, не знаю. У меня – все семьи выжили! Кого благодарить? Всевышнего? Аиста?
  Как всякий умный хозяйственник, Галыня целит в перспективу, ищет «изюминки». Почему бы, скажем, не разводить пчёл в школе, что рядышком? Улеёк один, другой поставь, засели их – наука детишкам живьём!
  А пчелиные ванны… Сколько читано-перечитано о них. Галыня не сомневается: пчёлы со своей биоэнергетикой способны воздействовать на человека, в частности, на его заболевшие органы. Так почему бы не «заставить» крылатых тружениц исцелять? Пчелоужалением же давным-давно лечат. Неясностей в новом проекте-замысле не счесть. Но, начиная возиться с насекомыми, которые за многие километры летят за нектаром к доверчиво открытым солнцу лепесткам цветов, разве мужик из Малых Галынь всё ясно себе представлял? А смог же научиться опекать каждую пчёлку – своего рода живую машину, которая всё сама делает: и собирает, и приносит, и перерабатывает цветочные материалы в ценнейшие и незаменимые продукты, включая, разумеется, и мёд ароматный, золотистый на вид, разлитый на полянах сплошь и рядом тысячами капелек солнца.
  Когда пишутся эти строки, Пётр Егорович, скорее всего, хлопочет вокруг пчёл, возможно, подбирает заботливо, предусмотрительно новые места для улейков. Или засел за шахматную литературу? В этой игре, как и в сладком промысле, надо рассчитывать на много ходов вперёд. А без теории в столь тонких вещах ни на шаг.
Михаил ПРИГОЖИЙ.